Публикуем с небольшими сокращениями и выделениями редакции статью, опубликованную ещё в 2013 г. в журнале "Проблемы национальной стратегии" № 1, но остающуюся актуальной сегодня в силу того, что хорошо раскрывает причину и характер проамериканских устремлений патриарха Варфоломея и его зависимости от США, воспринимаемых им как преемницу Византии

    ХХ в. – время активного приобщения христианских церквей к социальной и политической жизни, он породил новый тип церковных иерархов – публичных деятелей и путешественников. Традиционными лидерами в этом со времён Иоанна-Павла II являются римские папы, но в последнее время не отстают и православные патриархи. Например, активным политиком, действующим на международной политической арене, является православный Константинопольский патриарх Варфоломей (Архондонис). Будущий патриарх Константинопольской церкви, грек по национальности, родился в 1940 г. на турецком острове Имврос и до монашеского пострига носил имя Димитрий. Богословское образование получал сначала в Турции, в богословской школе на острове Халки, затеем в Риме, Боссе, Мюнхене. 20 лет, вплоть до 1991 г., был личным секретарем своего предшественника патриарха Константинопольского Дмитрия и фактическим вдохновителем многих его политико-религиозных инициатив. Ещё в относительно молодом возрасте он стал одним из старших митрополитов Священного Синода Константинопольской церкви, и в 1991 г., в период серьёзных политических перемен, был избран её патриархом.

В условиях крушения социализма в традиционно православных странах эта фигура сыграла свою роль, продемонстрировав нехарактерную для большинства поместных православных церквей прозападную ориентацию. На своём уровне он способствовал процессам дезинтеграции постсоветского пространства – через поддержку церковного раскола в Эстонии, где по сию пору действуют две православных структуры – Эстонская православная церковь как автономия Московского патриархата и соответствующая националистическим интересам государства Эстонская церковь Константинопольского патриархата, которая пользуется серьёзной государственной поддержкой и привилегиями.

 Несмотря на существование Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, Украина потенциально   является сферой притязаний Константинополя. В любой момент, опираясь на политическую поддержку, поддержку, патриарх Варфоломей может, сославшись на незаконность томоса о присоединении Киевской митрополии к Московскому Патриархату, заявить свои канонические претензии  на управление православными Украины. 

Вселенский патриарх также добивается закрепления за собой права дарования автокефалий, он принимает под свой омофор (и тем делает законными) некоторые раскольнические церковные структуры. К патриарху приезжают президенты Украины, Македонии, Черногории с надеждой добиться канонического статуса раскольнических структур в их государствах.

В ХХ в. возросли властные притязания Константинопольского патриархата среди поместных церквей – он начал стремиться стать формализованным лидером в православном мире. Из уст представителей этого патриархата последние десятилетия звучит тезис о том, что разрозненность православия мешает свидетельствовать Истину перед западным миром, т.е. внушается западное понимание неполноценности православия якобы из-за нерешённости его организационных проблем. Потому Константинополь время от времени предлагает некоторые объединительные инициативы.

Патриарх Варфоломей нарочито подчёркивает своё старшинство и первенство среди православных патриархов. Пресс-релизы о Константинопольском патриархате, распространяемые в США, и его самопрезентация в этой стране далеки от реальности. Варфоломей представляет себя лидером православного 300-миллионного мира, хотя в реальности его непосредственная юрисдикция после образования Элладской, Болгарской, Сербской, Албанской поместных церквей и изгнания из Турции православного греческого населения распространяется на очень небольшую часть православных верующих. В общении с политической элитой США он заявляет, что его функция – «координация межправославного единства»[1], объединение и сплочение 300 млн. православных христиан под началом Константинополя.

Но лидерство Константинопольского патриархата среди православных юрисдикций в США (476 тыс. верующих из почти 800 тыс. православных в Америке, по данным отчёта Постоянной конференции православных епископов в Америке[2]) ошибочно воспринимается политической элитой США и как лидерство патриархата во всём православном мире.

Можно предположить, что эта поместная церковь необходима Соединённым Штатам (впрочем, как и Ватикану) не только в качестве средства подчинения многосоставного православия в мире (15 канонических церквей и масса раскольнических структур), но и  в качестве  центра  притяжения  на  территории  США  для  православных эмигрантов из разных стран, который мог бы стать ключом к вселенскому православию.

  На сайте Вселенского патриархата и в пресс-релизах, распространяемых в США, о патриархате пишется как лидере «диалога» и миротворческого движения. И показательно, что президент США Б. Обама во время встречи с патриархом в 2009 г. подчеркнул «уникальную историческую роль Вселенского патриарха как лидера православного мира и его уникальный характер как института»[3].   Из этого можно сделать вывод, что стереотип о нынешней роли Константинополя является устойчивым в США.

Успех Варфоломея в США показателен, поскольку он – не совсем обычный, а скорее «альтернативный»  православный  патриарх. Патриарх, понятный протестантскому миру и приемлющий ценности США. Надо учитывать, что, с одной стороны, религия является одной из ценностей США, но, с другой стороны, их система ценностей получает освящение от всех религий и конфессий страны. В США есть представители почти всех существующих в мире религий и сект, адепты которых способствуют  утверждению идеи о «богоизбранности Америки». И католики, и мормоны, и иудеи, и некоторая часть православных в США  разделяют американские ценности и признают, что Конституция США,  принципы  американской       социальной и политической жизни не противоречат, а соответствуют принципам их вероучения. Мормоны вообще признают Конституцию США богодухновенной[4]. Всё это поддерживает веру американцев в то, что их ценности обоснованны и освящены всеми религиями мира.

Патриарх Варфоломей всеми силами поддерживает идею «Очевидного предназначения Америки» и её «богоизбранности». В своих книгах и речах он пытается доказать, что Америка – наследница Византии, особенно в вопросе о «служении в защиту прав и человеческого достоинства всех детей Бога», поскольку эти ценности «фундаментальны не только для США, но для всех великих цивилизаций...»[5]. В Джорджтаунском университете в 2009 г. он говорил о Византийской империи как модели, «в которой находили даже в доиндустриальную эру ресурсы для защиты чести каждого человека»[6]. В 2009 г. в конгрессе США он произнёс речь, из которой следовало, что патриарх путешествует по миру как посланник США, поддерживающий их идеологию и освящающий её авторитетом 2000-летней церкви. Об американских политиках, таких как Дж. Байден,  патриарх  говорит,  что  они трудятся и «несут бремя не только для прекрасной американской нации, но и всего мира»[7]. В своих речах патриарх часто представляет себя соработником  Байдена  и США, указывая на родство миссии Константинопольского патриархата и США. В свою очередь, и американские политики берут его в союзники, утверждая,  что они  «работают вместе на благо всех детей Бога»[8].

Подобную риторику патриарха можно объяснить тем, что Константинопольская церковь находится в сложной ситуации из-за её включённости в западный культурный мир, и паства проживает в США, Австралии, Западной Европе. Критика западной культуры для неё немыслима, хотя признаётся, что православие представляет собой «глубокую и сильную альтернативу».

 Такая позиция объясняется и образованием, полученным патриархом в европейских  богословских  вузах, и  стремлением  в ХХ  в. многих христианских церквей «примириться» с «миром сим» или даже завоевать его (как в случае с католиками).  Эти  тенденции, наиболее характерные для протестантизма,  который, по оценкам  современного  социолога  религии П. Бергера, парадоксальным образом, с одной стороны, несёт в себе «вирус секуляризации»,  а   с   другой  –  пытается   отвоевать  место в  секулярном мире для веры[9], проникают  в ХХ  веке   почти  во  все христианские церкви.

Потому Варфоломей развивает идею о преемственности византийского и американского (и в целом западного) опыта[10]. Тем самым достигаются две задачи – с одной стороны, на США возлагается ответственность за наследие Византии, которая олицетворяется представителями Константинопольского патриархата, живущими в условиях гонений в Стамбуле на небольшом клочке земли в районе Фанар, а с другой стороны, обосновывается величие США как воплощения всего самого передового, и ценного в связи с их «богоизбранностью» (и в социально-политическом, и экономическом, и религиозном устройстве).

Варфоломей развивает мысль о долге Запада перед Византией, поскольку Запад многое  взял  от  неё: византийский Восток сохранил классическую  античную литературу и римское право, и многое другое. Если со всем этим можно согласиться, то богословские обоснования  родства  идеологии  либерализма и православного богословия,  исходящие от патриарха Варфоломея, спорны и сомнительны. Например, в связи с необходимостью быть воспринятым в протестантской аудитории, мыслящей в понятиях индивидуализма, в его идейных построениях человеческая личность тоже предстаёт самодовлеющей и не особо зависящей от Церкви. В его рассуждениях о свободе личности присутствует два пласта: один – для православных, где свобода предстаёт как «неотступная» задача,  дар,  достигаемый  большими  духовными  усилиями (аскетической дисциплиной, постом и молитвой, послушанием),      состоящая в  исполнении воли Божией; и второй – из совсем «другой оперы»,   богословски не обоснованный, но выдаваемой в США за православное учение о том, что «приверженность»   делу  свободы  означает  неустанную  борьбу  во имя «бедных»  мира сего,  за  угнетённых,  за  бесправных,  за  всех жертв дискриминации и насилия»[11]. Таким образом, патриарх пытается искусственно сделать прививку либеральной идеологии  древу православного вероучения и выдать наследие протестантизма в качестве плода православия.

Ещё в 1986 г. на Третьей Предсоборной Всеправославной конференции, организованной Вселенским патриархатом, ему удалось «продавить» принятие представителями поместных православных церквей Декларации о справедливости и правах человека, в которой говорилось: «Исповедуя воплощение Бога и обóжение человека, мы обязаны защищать права человека для всех людей и всех народов...»[12]. Здесь мы видим попытку на рациональном уровне соединить несводимые вещи – исихастские положения, призывающие человека лишь к одному – приближению к Богу через молитву и созерцание, с идеями либерализма, которые есть порождение самой обмирщённой и рационалистической версии христианства – протестантизма, ограничивающего религиозную деятельность человека лишь трудами в земном мире, без права на мистику и духовное делание.

   Опыт показывает, что религиозный фактор в американской политике действует на нескольких уровнях, и некоторые из них не столь очевидны. Например, США через свои религиозные общества влияют на остальное мировое религиозное сообщество. Американские религиозные деятели невольно становятся популизаторами американских ценностей в своих «материнских»  конфессиях. Ярче всего эта ситуация проявилась на примере Римской католической церкви в Америке, епископы которой к концу ХIХ в. после определённого сопротивления стали либералами и трансляторами американской идеологии в католической Европе. До Второго Ватиканского собора (1962–1965 гг.), с европейской точки зрения,  они были «слишком прогрессивны»,     и пропагандой  антимонархизма, принципов свободы совести, демократии создавали угрозу всей Римской церкви, которая со времён Французской революции пыталась бороться с ними и становилась одной из жертв этой идеологии. Но в ходе Второй мировой войны началась политическая и идейная переориентация Ватикана на США. Второй Ватиканский собор уже признал принцип свободы совести на государственно-правовом уровне[13].

Так и православный патриарх Варфоломей, адаптированный к американским ценностям, мыслящий в рамках задач американской мировой политики, потенциально должен стать ключом к европейскому консервативному православию, тяготеющему к традиционализму, монархизму, иерархичности, консервативной идеологии и не признающему протестантское понимание свободы. Потому патриарх Варфоломей с позиции США потенциально может не только объединить православный мир, но и способствовать восприятию им американских («универсальных») ценностей.

Не только американские религиозные секты по всему миру берут на себя роль борцов с тоталитарными режимами, патриарх Варфоломей тоже числится в этой «армии», пытаясь бороться с нетерпимостью, одновременно не отказываясь от возможности поддержать некоторые церковные расколы в своих интересах.

Учитывая опыт США в продвижении своей  идеологии и цивилизационного образца через протестантские миссии  на  Дальнем Востоке  с  территории Южной Кореи и России в страны Азиатско-Тихоокеанского региона[14], стоит рассмотреть проект восстановления богословской школы Константинопольского патриархата на острове Халки[15], которая в перспективе может стать подобным миссионерским плацдармом  для продвижения идеологии США через миссионеров трансформированного «американского православия» в регионе.

Очевидно,  что  расположение  интеллектуального,  духовного центра в этом важном с точки зрения геополитики месте будет служить интересам США, поскольку отсюда можно влиять на православных жителей Балкан, соседей-мусульман, православных Западной Европы и Евразии. Да и усиление проамерикански ориентированного религиозного центра многое обещает для США.

Патриарх Варфоломей постепенно стремится вернуть утраченную в Турции собственность. Опыт существования богословской школы на Халки до 1971 г. показывает, что она была международным образовательным центром. Так, патриарх Фотий  II (Димитриос Маниатис), прилагавший усилия к восстановлению проправославной политики патриархата, положил начало обмену студентами между Халкинской богословской школой и православными церквями в странах Восточной Европы – Сербской, Румынской, Польской, а также с англиканами. Тогда-то турецкое правительство и стало особенно внимательно к контактам патриарха Фотия с Англиканской церковью, и с 1936 г. был принят ряд законов, ограничивавших права патриархата на собственность. Халкинская богословская школа всё же была закрыта в 1971 г. (в период активной деятельности «американского» патриарха Афинагора) в соответствии с законом, запрещающим деятельность частных высших учебных заведений.  Однако взамен потерянной школы Афинагор открыл школу в Швейцарии, в Шамбези, близ центра англиканского Всемирного совета церквей[16], но с мечтой об открытии школы на Халки никогда не расставались на Фанаре.

Открытие этой школы после 40-летнего бездействия позволит Константинополю усилить  свой  статус  в мире. Её открытие лоббировали  Хилари  Клинтон,  Барак   Обама[17], заинтересованные группы через конгресс США[18],  в  частности  представители Ордена Андрея Первозванного, созданного из православных греков Американского архидиоцеза  Константинопольского патриархата, чтобы служить его интересам.

Эта  школа  не  только  позволит  патриархату  решить  остро  стоящую   перед ним проблему подготовки преемника Варфоломею (поскольку тот должен быть гражданином Турции), но и проблему подготовки миссионеров-богословов для ведения экуменического диалога с мировыми религиями и прежде всего с исламским миром, продвижения  принципов  религиозной  открытости  и   свободы.  Возможно, школа будет разрабатывать  псевдоправославное богословие природы – изобретение патриарха Варфоломея.

Не исключено, что эта школа может стать для США одним из форпостов для продвижения  своих  интересов в важнейшей  геостратегической зоне. Этим объясняется многолетнее стремление турецкого правительства и общественности вообще избавиться от обитателей  Фанара, пребывание которых в Стамбуле гарантирует Лозаннский мирный договор 1923 г.

Изучая позиции Вселенского патриархата в мировой политике, нельзя не сказать о его природоохранных инициативах. Проблема защиты окружающей среды – замечательная тема для политиков, которая даёт точки соприкосновения при общении с любой аудиторией в любой стране. С этой темой патриарх Варфоломей может путешествовать по всему миру, даже по неправославным странам, делая при этом весомые и актуальные заявления. С этой темой он также вхож во многие бизнес- и политические круги США (показательна его встреча во время визита в США в 2009 г. с президентом компании «Кока-Кола»,   американцем  турецкого происхождения Мухтаром Кентом, который одной из имиджевых позиций компании избрал  заботу об окружающей среде).  Варфоломей   при   возможности   подчёркивает, что титул «зелёного патриарха» ему  присвоили  не только массмедиа, но и прежний вице-президент США А. Гор, активно защищающий природу.

Эту природоохранную нишу для создания позитивного образа в секулярном мире Вселенский патриархат как «экстраординарный институт» занял первым. Теперь патриарх Варфоломей – отец и пастырь не только для всех православных, или «для всех детей Бога», как называет его Хилари Клинтон, но он человек и священнослужитель, который берёт на себя инициативу организовать заботу о природе – «о всём Творении Божием».

 Этот  политический  успех  во  многом  связан  с  тем,  что   Варфоломей – патриарх  одной из восточных церквей – говорит с западной  аудиторией на понятном для неё прагматичном языке, обращаясь к решению очевидных проблем «мира сего». Более  того, в Америке он указывает, что дело патриархата созвучно многим инициативам самих американцев. 4 ноября 2009 г. в своей речи в конгрессе США он напомнил им, что хотя День молитвы за Землю учредил предшественник Варфоломея Константинопольский патриарх Димитрий,  всемирное  празднование Дня Земли ввёл ещё покойный сенатор Г. Нельсон. А тот, в свою очередь, следовал по стопам отца американской демократии Б. Франклина[19]. В XIX и XX вв. в США было множество экологических инициатив, и, таким образом, выходит, что патриарх Варфоломей лишь продолжатель  старинной   американской   традиции «преданности сохранению экологии».

Интересны   размышления Варфоломея о куполе американского Капитолия: «Через года купол служит символом всеобъемлющей реальности божественного провидения и заботы о тварном мире»[20].   Хотя  нам известно из истории архитектуры и богословия, что грандиозные купола, создававшиеся в Византии с VI в.  для  украшения храмов, имели богословский смысл и были символом земного и небесного владычества Бога – и прежде всего его вечного и несокрушимого Царства, которое не от мира сего.

В аудиториях с более религиозным сознанием (например, в Американском библейском обществе) он более откровенно говорит о проблеме  охраны природы и обвиняет человечество в жажде наживы и немилосердном использовании ресурсов Земли, но не делает итоговых выводов. Например, обличая низкие чувства и человеческие стремления, которые приводят к войнам и политическим конфликтам,  он не критикует само общество потребления, которое, в сущности, и виновно в таком отношении к природе и к богатствам других народов, не критикует политические ориентиры европейской и американской политики, поскольку такая критика не будет воспринята. Он лишь произносит: «Сегодня мировая цивилизация стала осознавать неоспоримый факт – мрак человеческой жадности, эгоцентризм и близорукость стали реальными и катастрофичными для мира, который сотворил Бог... Мы увековечили конфликт и несправедливость для достижения политической и экономической выгоды»[21].

В качестве выхода из сложившейся ситуации Варфоломей пытается указать на путь аскезы и самодисциплины, который присутствует в древней Церкви и сохраняется в православии. Но средством привлечения к этому пути в США Варфоломей выбирает банальный метод экономии электричества и воды, к которому он призывает всю паству греческой архиепископии. Через некоторое время в очередном политическом собрании он объявит цифры сэкономленных кубометров воды и неизрасходованной электроэнергии: «Мы призвали каждый православный приход в США проявить эти обязательства путём контроля за использованием энергии, и достигнуть в результате сокращения расходов на 10 процентов»[22]. 

Но, скорее всего, самоограничение и дисциплина, вполне понятные для православных с их аскетической традицией, не будут поняты западным протестантским обществом, тем  более если  в  нём укоренено кальвинистское    понимание            земного и материального успеха как признака избранности ко спасению и существует ориентация на активное развитие экономики. К тому же изначальный смысл православной аскезы, направленной на постижение Бога, – т.е. внемирскую цель – патриарх Варфоломей переориентировал во внутримирскую, сделав её средством сохранения земного мира и политической технологией.

На сегодня Вселенский патриархат создаёт особое богословие отношений человека и природы. Во время своего выступления в Брукингском институте в 2009 г. патриарх Варфоломей предложил к реализации очередную вселенскую инициативу – воспитать новое поколение людей, которое будет иначе относиться к общению с окружающими людьми и окружающим миром. Речь идёт о создании близ Стамбула на Принцевых островах Центра по вопросам окружающей среды и мира. Эта инициатива не только экологическая, но и политическая, поэтому патриарх рассказывал о ней в «прославленном центре политических исследований». Он предлагает разместить в Турции институт, связанный с американскими и европейскими политическими и исследовательскими структурами. Как говорит Варфоломей, «Центр сфокусируется на изменении климата, человеческих отношений и этики. Он будет служить источником вдохновения и понимания для решения религиозных вопросов, связанных с окружающей средой и миром»[23].

Интересен способ, предлагаемый Варфоломеем для «гармонизации мира сего». Он предлагает создавать школы по обучению аскетике и исихазму[24], поскольку «благочестивые  люди,  освоив методики стяжания нетварных  энергий»[25], «будут освящать Божье творение во славу Его святого имени»[26].  Таким образом, целью аскетики признаётся не Богообщение,  которое  для  людей,  ставших  монахами, превыше всех суетных дел «временного и тленного земного мира», а «гармонизация» мира, который,  согласно православному пониманию, «во зле лежит».

Зерно истины в словах патриарха Варфоломея, несомненно, есть. Он пытается показать западной рациональной аудитории и протестантскому сознанию, что мир держится молитвой, но его обращение к прагматическому языку делает эти идеи до смешного и унизительного похожими на предложения известного основателя секты «Трансцендентальная медитация» Махариши Махеш Йоги, который считал необходимым для «гармонизации мира» выделить значительные средства из бюджета США  для  обучения  людей  левитации,  поскольку  армия йогов-летунов, по его мнению, будет способна выделить достаточное число положительной энергии, чтобы гармонизировать мир и остановить военные конфликты.

Тем не менее через природоохранную тематику Константинопольский патриарх Варфоломей, вслед за его предшественниками на этой кафедре, заявляет о себе не только как о лидере 300 млн. православных, но и ни много ни мало как об охранителе всего Творения Божьего.

Изучив позиции Константинопольского патриархата в США, стоит задаться вопросом:  «А не станет ли Нью-Йорк Третьим Римом?»  На  Руси  со  времён  Василия III и Иоанна IV Грозного разрабатывается идея «Москва – Третий Рим», согласно которой после падения Константинополя и завоевания ромейской империи турками столицей православного мира стала Москва, и благодать православия сосредоточена в ней. По этой идее, в связи с приближением конца света «два Рима падоша, четвёртому же не бывать». Конец света застанет Москву в качестве столицы православного мира (возможно, физической, возможно, лишь духовной). Как бы мы ни относились к этой идее старца Филофея, известно, что Россия унаследовала многие богатства Византии – как минимум богословие, церковные искусства, византийский церковный и светский церемониал, в том числе и палеологовский герб в виде двуглавого орла. Она была надеждой и опорой православных народов, длительное время лишённых независимости и государственности. В конце XVIII в. роль России как гаранта прав православного населения была официально признана Османской империей по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору.

Но в ХХ в. с ослаблением России из-за внутренней смуты часть греков решила, что Третий Рим должен быть в иной империи – в Америке, если даже не физически, то духовно.  Пребывание патриархата в Турции и его мировое влияние зависят от поддержки США. Потому Константинополь пытается донести определённые византийские идеи до властных структур Соединённых Штатов. Об этом свидетельствуют заявления патриарха Варфоломея о том, что основы американских идеалов, и прежде всего уважение к достоинству и правам человека, были ещё в Византии. Тем самым создаются основы учения об Америке как наследнице Второго Рима.

Показательна негодующая реакция русских журналистов[27] на организацию в 2004 г. в США в Метрополитен-музее грандиозной выставки «Византия: вера и мощь (1261–1557)», продолжающей традиции подобных выставок в США в 1977, 1997 гг. Такой масштабной и многосторонней выставки на тему поздней Византии ещё нигде не было: колоссальное количество предметов было привезено из 30 стран, но из России – лишь 5 экспонатов.

Очевидно, что наследие тысячелетней Восточной империи грекам хотелось бы передать США, и они привозят в Америку византийские святыни, чтобы освятить и воспитать её, а также повысить статус патриархата, показав, на что США делают ставку. Константинопольский патриарх Варфоломей пишет вступление к каталогу этой выставки, читает лекцию о Византии, архиепископ Синайский преподаёт благословение ньюйоркцам, пришедшим её посмотреть, семейство Дж. Буша-ст. участвует в её открытии, принц Уэльский Чарльз присылает приветственное послание. А «Москва – Третий Рим» остаётся в стороне.

Мысль о тяжести положения патриархата в Стамбуле – в «грязном гетто» – и о возможности перенесения его столицы в Нью-Йорк мы встречаем в работах И. Мейендорфа, русского богослова-модерниста в эмиграции, сотрудничавшего с США[28]. Эта идея родилась в 50-е гг. прошлого века, с одной стороны, в связи с давлением Турции на греческую диаспору и Вселенский патриархат, а с другой – в связи с укреплением позиций этой церкви в США.

Но патриарх Варфоломей очень дорожит титулом патриарха Второго Рима и добровольно не покинет Стамбул. Геостратегическое положение Фанара дорогого стоит, ведь это карта, которую он может разыгрывать в партиях с Ватиканом и США. Потому патриархат всеми силами держится за своё право пребывать в Стамбуле по Лозаннскому мирному договору 1923 г.

К   тому же с переносом церковной столицы константинопольские патриархи могут потерять свой исторический статус, так как в их поведении и политике в ХХ в. и так мало что вяжется со святым православием.

         Уход из Константинополя для греков будет означать утрату своего 1700-летнего авторитета, основанного на преемстве Константинопольской кафедры и их претензии на право первенства среди остальных православных церквей. Церковная столица может быть перенесена лишь в случае крайнего обострения отношений с турецким правительством. Тем более что при её перенесении всем сомневающимся станет абсолютно очевидно, что Вселенский/Экуменический патриархат (во всяком случае, его архиереи и богословы) не прочь стать американской структурой для реализации политических планов США.